Дело о картофельной шелухе
(Страшная детективная история с Прологом, Эпилогом и счастливым концом).
Пролог
Ясным апрельским утром Анну Васильевну Кашину, директора единственной поселковой школы, ждал неприятный сюрприз. Пропал школьный сторож. Дед Феоктист. Он же дядя Фёкл. Он же Якушев Феоктист Матвеевич. Нет, не то, что это событие как-то бы по-особому взволновало Анну Васильевну: собственно, он и раньше периодически (после получки) пропадал дня на три-четыре. Но на сей раз всё было более чем странно. Во-первых, до новой получки было ещё далеко, а старая, судя по количеству стеклотары, приготовленной им для сдачи в магазин, уже давно кончилась. А во-вторых, пропал-то он самым загадочным образом - изнутри школы.
Глава первая и единственная. Впрочем, обо всём по порядку.
Анна Васильевна была назначена руководителем школы совсем недавно (с сентября текущего учебного года) и потому старалась исполнять свои директорские обязанности особо тщательно. Проникнувшись мыслью о важности возложенной на неё миссии, онa приходила в школу раньше всех. Делала вместе со сторожем утренний обход территории, здания, прилегающего к нему комплекса и лишь потом приступала к руководству непосредственно школьным коллективом, состоящим из тридцати пяти работников школы и двухсот пятидесяти учащихся. Надо сказать, что этому почти не препятствовал и муж Анны Васильевны, который немного пороптал по поводу загубленных навсегда семейных ценностей: завтрака, обеда и ужина, но вскоре смирился и переложил на себя обязанности по ведению нехитрого домашнего хозяйства, а также по перемещению их единственного пятилетнего чада в ПДДОУ "Росинка", в простонародье именуемом "детским садом".
В это злосчастное утро всё начиналось как обычно. Нежиться в постели не пришлось. Обстоятельства обязывали, и должностные инструкции не давали покоя. Позавтракали разогретым ужином и оседлали своего железного коня по кличке "Жигули-Лада шестой модели, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года выпуска". Первая остановка "школа", вторая - "детский сад", а вечером в обратном порядке.
Первое, что насторожило Анну Васильевну, - Феоктист Матвеевич не встречал её у центрального входа и не открывал ей дверь. Анна Васильевна обошла школу, чтобы зайти с заднего крыльца, как собственно и делали всей учителя и учащиеся, потому что красивый центральный вход открывался лишь в самых "праздничных" случаях: 1 сентября, 25 мая и в день приезда комиссии по подготовке школы к новому учебному году. Невысокое крыльцо, выщербленное сотнями детских ног самых различных размеров, давно требовало капитального ремонта. Но... Анна Васильевна вздохнула и дёрнула на себя дверь. Закрыто? - подумала она, - странно, неужели Феоктист Матвеевич ещё спит? Это могло означать только одно - "устал сильно" с вечера, теперь расслабляется. Анна Васильевна постучала в дверь ногой. Так слышнее. Выждала положенные две минуты и снова постучала. Результат тот же. Она начала попеременно долбить в дверь руками и ногами - бесполезно. Ни стука, ни шороха, ни даже пьяного мата в ответ.
Составляя в уме приказ об увольнении уже трижды предупреждённого ею сторожа, Анна Васильевна захотела попасть в школу со стороны столовой. Повара уже были на месте. Но на вопрос директора: не видели ли они пьяного сторожа, лишь недоумённо пожали плечами. В вестибюле на первом этаже был полумрак. Анна Васильевна щёлкнула выключателем и прошла в бытовку сторожа. Подушка и тоненькое одеяльце, оставленные на кушетке свидетельствовали о том, что, по крайней мере, сторож здесь был и, судя по всему, собирался нарушать трудовую дисциплину, то есть спать на рабочем месте. Исключительно из уважения к возрасту Феоктиста Матвеевича молодая директор делала вид, что не догадывается о подобных "нарушениях". Но... она оглядела помещение. Потрогала подушку. Ни намёка на человеческое тепло. Значит, поднялся сторож давно. Если он вообще ложился....
Вдруг сердце дрогнуло, холодный липкий пот выступил на лбу и покрыл ладони. Она бросилась в директорскую. Лихорадочно нащупала на шкафу ключ от сейфа. Дрожащей рукой едва открыла скрипящую металлическую дверцу. Весь школьный фонд (спонсорская родительская помощь), пятьсот рублей семнадцать копеек, был на месте. Облегчённо выдохнув, она снова вышла в вестибюль. Спохватилась, что до сих пор не открыла входную дверь. Прошла в коридорчик, наощупь отодвинула задвижку и вышла на крыльцо. Постояла в раздумьи несколько минут и вернулась в здание школы. Обошла весь первый этаж, поднялась на второй. Всё было спокойно. Так спокойно может быть только перед грозой. Директор посмотрела на часы. Восемь часов пятнадцать мину. До грозы оставалось минут пятнадцать.
Вот уже внизу хлопнула входная дверь. Анна Васильевна знала: это Сашка Новосёлова. Она всегда приходит в школу первая. В смысле - вторая, после директора.
Так и есть. Сашка прижалась к едва тёплой батарее - грелась. Это тоже вполне обычно. Необычно только то, что Феоктист Матвеевич не ворчит на неё по поводу чересчур узких брюк и короткой кофтёнки, гордо именуемой джинсовкой. Анна Васильевна прошла в свой кабинет, села за директорский стол и задумалась. Странно. Она осмотрела все двери и запоры. Всё на месте, всё заперто изнутри. Ничего похожего на взлом нет. Окна закрыты, решётки в компьютерном классе на месте, сейф на месте, стол тоже. Нет только сторожа. Какой-либо другой директор мог допустить, что это происки нечистой силы, но только не Анна Васильевна. Потому что изначально она была учителем физики, а, стало быть, убеждённой материалисткой. "И всё-таки, это чёрт знает, что...",- не успела додумать директор, как снова хлопнула входная дверь. По коридору проскрипели сапоги. Это завуч. Марина Геннадьевна. Затем процокали каблучки. Это их секьюрити, вахтёр и гардеробщица в одном лице. Вечно беременная многодетная мамочка по имени Жанна.
Анна Васильевна прошла в учительскую раздевалку, которая по совместительству являлась секретарской и комнатой отдыха. Марина Геннадьевна поняла: что-то случилось, поэтому застыла в позе китайского болванчика, ожидающего немедленного приказания своего начальника. Директор путано объяснила ситуацию. Марина Геннадьевна с облегчением вздохнула:
- Найдётся! Выпил вчера лишку, вот и испарился.
- Но как? Не через крышу же он "испарился"?
- А, может, и через крышу по пожарной лестнице?
Снова поднялись на второй этаж. Чердачная дверь оказалась закрыта на замок. Ключ, как и положено, находился на вахте. На всякий случай обошли школу ещё раз, заглядывая даже в такие кабинеты и помещения, в которые не заглядывает самая въедливая комиссия. Результат тот же. Сторожа нигде не было. Анна Васильевна хотела было забеспокоиться, но вовремя вспомнила главную заповедь директора школы: никогда не паниковать, никогда не унывать и никогда не обращаться к вышестоящему начальству за помощью.
В это время страшный крик, смешанный с отвращением и ужасом потряс школу. Директор и завуч стремительно двинулись вниз. Беременная гардеробщица Жанна стояла на стуле и при этом орала так, как будто её уже резали. Женщины бросились к ней, мысленно рисуя себе кровавые картины обнаружения сторожа. Однако ничего такого не было. Причиной Жанниного нервического припадка была мышь, которая мирно сидела в тумбе стола и похрустывала ржаным сухариком фирмы "Кириешка". На вопли Жанны она никак не реагировала, а вот категоричное директорское: "А ну, прекрати!" заставило её ретироваться внутрь стола.
Вестибюль стал наполняться школьниками. Директор поняла: привезли первый рейс. Далее будет второй, третий. Ровно в восемь пятьдесят школа дружно встанет на зарядку. Из всех классов польётся бодрая музыка. А в девять ноль-ноль прозвенит звонок на первый урок. И всё пойдёт по плану. Как говорит её мудрая завуч: война войной, а урок по расписанию. Начались телефонные звонки. Новые приказы, распоряжения, инструкции. Сколько их ещё будет в течение дня! И это тоже обычная ситуация. Необычно одно: к телефону приходится бегать самой. Всё-таки насколько проще было с дядей Фёклом, который после ночного дежурства обычно дожидался первого завтрака в комнате отдыха, а заодно присматривал за учительскими вещами. Но, что более важно, из-за отсутствия в школе секретаря, добровольно (и бесплатно!) записывал в большую амбарную тетрадь все полученные звонки, сопровождая их фразами примерно такого содержания: "перезвонить СРОЧНО" или "перезвонить в течение дня", "а эти сильно гневались, но я их успокоил".
Как только школа уселась на занятия, директор пригласила завуча и гардеробщицу Жанну к себе в кабинет, чтобы организовать дискуссию по вопросу, достойному корифеев от литературы - Герцена и Чернышевского - одновременно: куда делся сторож?
- Нужно сходить к нему домой и посмотреть. Возможно, он просто спит...
И хотя предположение Жанны было нелепо, так как не соответствовало главному определению данной ситуации: как он мог покинуть здание изнутри, решили на всякий случай проверить.
Дед Феоктист жил в трёх шагах от школы. В помещении бывшего школьного туалета. То есть, предназначенного для туалета. Добротный кирпичный домик долго не использовался по назначению, так как в школе работал тёплый, благоустроенный и очень даже приличный санузел. Предприимчивые старшеклассники быстро приспособили его под курилку и даже притащили туда старый диван и пепельницу. Однако во времена тотальной борьбы с наркоманией и курением было решено данное заведение прикрыть, навесив на две половины (мужскую и женскую) два увесистых замка. Лишь спустя какое-то время обнаружилось, что там поселился местный чудак и пьяница дед Феоктист, выгнанный собственной старухой из его же собственной развалюхи. Надо сказать, сам Фёкл по этому поводу и вовсе не переживал, потому что незаметненько для всех стал владельцем "двухкомнатного особнячка с центральным отоплением (от школьной котельной) и даже встроенным водопроводом". Со временем решено было взять его на работу школьным сторожем: во-первых, тогда сие служебное помещение могло принадлежать ему по праву, во-вторых, он всё равно находился на территории школы постоянно, за исключением кратковременных отлучек в поселковый магазин, а в-третьих, и самое главное, за такую заработную плату (тысяча триста рублей) никто сторожить школу не хотел.
Дверь в особнячок оказалась открытой. Анна Васильевна решительно потянула её на себя, заглянула в полутёмную комнату и тут же отпрянула назад.
- Там...- Едва слышно проговорила она.
- Что там? - испуганно переспросила завуч.
- Что-то непонятное. Темно...
Марина Геннадьевна приоткрыла дверь шире. Спёртый запах чего-то мертвенно- неприятного ударил в нос всем троим. Жанна зажала нос и рот руками и побежала во вторую половину "особнячка", которая использовалась дядей Фёклом по её прямому назначению. Послышались звуки, от которых обе немолодые женщины одновременно поморщились. У Жанны был хронический токсикоз.
И, тем не менее, женщины, распахнули дверь. Картина, представшая перед их взорами была безобразно-потрясающа. В самом центре передней "комнаты", которая служила дяде Фёклу прихожей, кухней и гостиной одновременно, красовалось кроваво-красное пятно. Да что там пятно. Настоящая кроваво-красная лужа. И посередине этой лужи в безжизненной позе лежал... Васька. Любимец школьной детворы, рыжий пушистый котяра, неизвестной породы. Морда, лапы, а также брюхо животного были того же оттенка, что и растекающаяся кровавая лужа. Жанне снова сделалось плохо. Она прислонилась к стене и медленно стала садиться на корточки.
Марина Геннадьевна, преодолевая спазмы в горле, прошептала:
- Похоже, что кота пытали...
Директор кивнула. Но кто и за что? Что нужно было этим извергам от беззащитного старика и его животного? И где, наконец, сам старик. Преодолевая страх и брезгливость, директор заглянула во внутренюю комнату, которая служила сторожу спальней. Единственный атрибут мебели - старый потрёпанный диван - был пуст.
- Так, будем звонить в милицию,- Анна Васильевна решительно направилась к школе.
- Бесполезно, - пискнула, едва поспевавшая за ними Жанна. - Они скажут: вызывайте участкового. Пусть разбирается. Тем более трупа-то нет! А участкового дома нет. Это я точно знаю, потому что он с моим тестем на рыбалке третий день зависает. На озёрах. Километров двести по реке, на катере.
Директор приостановилась и вопросительно взглянула на собеседниц. Ждала от них конструктивных предложений.
- Я предлагаю, - продолжила Жанна, - пригласить бабу Любу.
И видя несогласное лицо директора, убедительно затараторила:
- Бабу Любу. Бывшую вахтёршу и гардеробщицу в одном лице. Которую с почётом на пенсию проводили лет десять назад. Помните? Я в десятом классе училась. Она ещё тогда одно очень запутанное дело раскрутила о пропаже семи рублей тридцати копеек из кармана куртки Игоря Краскина.
- Помните? - она в надежде взглянула в лицо Марины Геннадьевны.
Та согласно кивнула:
- Помню. Дело и впрямь было нелёгкое, одних подозреваемых только двести пятьдесят человек.
- И что? - поинтересовалась Анна Васильевна.
- А то, - рассмеялась завуч.- Пока мы выясняли окольными путями: кто в какое время выходил из класса, заходил в раздевалку, сколько времени там находился, баба Люба пошла в магазин (благо он в посёлке тогда один был) и попросила продавцов содействовать в поимке особо опасного школьного воришки, разумно предполагая, что человек украл деньги, чтобы их потратить. Так что наутро мы уже знали имя и фамилию школьника, который вечером пришёл в магазин и потратил именно семь железных рублей рублёвого достоинства каждый и тридцать копеек десяриками, как и показал на предварительном дознании потерпевший.
Анна Васильевна недоверчиво покачала головой:
- То кража из школьной раздевалки... А тут похищение... Возможно, даже убийство...
Голос её дрогнул, и она отвернулась, чтобы не демонстрировать подчинённым свою маленькую слабость.
- А я тоже помню дело о пропавших сантиметрах, - вдруг заговорила Марина Геннадьевна. - Эта баба Люба помогла нам реабилитироваться после очередной инвентаризации... Вы тогда ещё не работали, а я первый или второй год. Представляете, летом купили новый тюль на честно заработанные в саду деньги, разрезали и отдали по классам. Как сейчас помню. На мой класс дали девять метров. По три метра на окно. И так на десять классов-комплектов. То есть девяносто метров. И оставшиеся десять метров разделили на кабинет директора и учительскую. Но им досталось по три метра, тридцать три сантиметра. Все довольны были до самого нового года. А в январе нагрянула инвентаризация. Давай же наш тюль мерить. Бац, а шестьдесят пять сантиметров не хватает. Ох, и струхнули мы. Кому же охота воришкой копеечной занавески прослыть. Завхоз в истерике. Председатель инвентаризационной комиссии требует немедленно ущерб возместить. Мы уже деньги, было, собирать начали, чтобы в магазин ехать (за сто километров) тюль покупать. А баба Люба подумала, взяла линейку, обошла все классы, и через полчаса выдала нам результат: всё в порядке. Все сантиметры на месте. Мы же тюль подшивали с обеих сторон, чтоб не ремкался, значит. По сантиметру где-то ушло на боковины. В среднем на каждую шторку два сантиметра плюсовать надо на подгиб. Снова вызвали комиссию, те вернулись с полдороги, приехали и с нашими доводами согласились.
Завуч закончила свой пространный монолог и тоже выжидательно замолчала. Анна Васильевна склонна была ещё подумать, и тогда Жанна снова заговорила:
- А ещё помните, Марина Геннадьевна, когда из школьной столовой три килограмма лука исчезло. Тоже ведь баба Люба расхитителя вычислила.
- А это как? - уже заинтересованно спросила директор.
Марина Геннадьевна с удовольствием продолжила:
- Было это раннею весной. Тогда ещё эпидемия гриппа свирепствовала. Пришли повара на работу, открыли склад, и... обнаружили пропажу трёх с половиной килограммов лука. Переполошились страшно. Ущерб хоть и незначительный, но важен сам прецедент. К тому же школьники могли остаться без обеда. Потому что в меню в тот день на первое стоял луковый суп.
- Марина Геннадьевна, давайте без пространных рассуждений. Это ведь не педсовет, - поторопила директор.
Завуч виновато заморгала глазами, а вслух сказала:
- Так я и так коротко излагаю... Пришла баба Люба и вскоре злоумышленник был найден, вместе с луком.
Директор недоумённо посмотрела на присутствующих:
- А подробнее нельзя?
Марина Геннадьевна покрылась красными пятнами и недовольно буркнула:
- Вам то короче, то подробнее. Вы уж определитесь в своих требованиях.
Анна Васильевна тоже покраснела. Им на помощь пришла Жанна. Без всякого высочайшего соизволения она затарахтела:
- Расскажите-расскажите, Марина Геннадьевна, вы лучше эту историю помните...
Завуч выдержала паузу, достойную самого Станиславского, и заговорила, взвешивая каждое слово:
- Баба Люба проверила навесной замок. Оказалось, он не так давно был куплен в поселковом магазине и принадлежал той самой партии, у которой все ключи подходят ко всем замкам. Сходив в магазин, она уже через десять минут знала, кто из сельчан покупал замки из этой партии. Их оказалось шесть человек. Подворовый обход решено было отложить на после обеда. Но он не понадобился. Потому что, зайдя в восьмой класс на урок, учительница литературы почувствовала терпкий запах лука, исходящий от Лёхи Гладышева. Что-то в данной ситуации ей показалось странным: ведь суп пришлось заменить кашей. В учительской этот вопрос немедленно обсудили. Преподавательница биологии связала это со вчерашним уроком по теме: профилактика гриппа и отита при помощи фитонцидных продуктов, то есть лука. Спустились к бабе Любе. Сопоставили свои наблюдения со списком из магазина, и к обеду расхититель школьной собственности уже сопел носом в кабинете директора, мотивируя свой поступок исключительно нежеланием болеть гриппом.
Анна Васильевна решительно поднялась:
- Всё, иду звонить бабе Любе. Как её имя, отчество?
- Ну, имя я думаю, Любовь,- просипела в нос всё ещё обиженная завуч, - а отчество? Не помню...
- И я не помню, - прошептала Жанна. Баба Люба - она и есть баба Люба.
- Понятно,- директор подняла трубку телефона.
Баба Люба, она же Любовь Григорьевна Ненашева появилась на крыльце школы ровно через полчаса после звонка. Грузная, но очень подвижная, она заполонила собой половину школьного коридора, так что школьники, спешащие в класс вынуждены были прижиматься к стеночкам, не скрывая своего восхищения и благоволения. "Мне бы так... Меня бы так сторонились", - завистливо подумала директор и пригласила Любовь Григорьевну в кабинет.
Баба Люба выслушала внимательно, не перебивая, и тут же со звонком на второй урок начала следствие. Для начала решено было осмотреть место происшествия. А таких мест было два. Первое - сторожка, где дядя Фёкл собирался спать, и второе - это "особнячок", о котором с содроганием в голосе говорили все. В бытовке сторожа баба Люба осмотрела всё самым тщательным образом. Даже потрогала шпингалеты на форточке, словно дед Феоктист - широченный мужчина, одна нога которого носила сорок седьмой размер, а вторая сорок восьмой, мог в неё каким-то образом пролезть.
Молча все четверо проследовали в коридор, затем на улицу и, наконец, к месту проживания сторожа. Баба Люба открыла дверь. Тот же отвратительный запах вызвал приступ тошноты теперь уже не только у беременной гардеробщицы.
- Придержите дверь, а то темно здесь, как у ефиопа в зад...ице, - скомандовала баба Люба.
Завуч и директор одновременно кинулись исполнять приказание. Бывшая вахтёрша просочилась внутрь. Остальные остались у входа. И не только потому, что чувствовали панический страх, но ещё и потому, что размеры комнатушки едва-едва вмещали габариты их доморощенного следователя. Увидев в кровавой луже Ваську, она наклонилась, взяла кота за шкирку и подняла перед собой. Кот, очевидно, в последней предсмертной конвульсии, дёрнулся, икнул и повис без движения на руке бабы Любы. Та усмехнулась и резким движением вышвырнула кота на улицу. Женщины хотели вскрикнуть, но не успели. Кот Васька вдруг ожил, мяукнул что-то нечленораздельное и снова замертво упал в сухую прошлогоднюю траву.
Баба Люба обследовала на свету собственные пальцы. Понюхала, затем лизнула, брезгливо сплюнула и снова вошла в помещеньице. Забыв про кота, женщины медленно обалдевая, наблюдали за её действиями. Она долго исследовала кровавое пятно на полу, потом подошла к столу, вокруг которого была разбросана картофельная шелуха. Затем подняла голову.
На самом столе, в проникающем солнечном свете все увидели перевёрнутую стеклянную бутылку из-под напитка с патриотическим названием "Русский портвейн 777". Все с облегчением вздохнули. Значит, это не кровь, а красный напиток растекся лужей по полу. А Васька, выходит, паразит, никакой не мёртвый, а просто пьяный. Анна Васильевна оглянулась на кота. Признаков жизни тот не подавал. "Хотя, мог и умереть от такой дозы алкоголя". Она вздохнула. Баба Люба тем временем продолжала осмотр помещения. Она исследовала содержимое сковороды, которая в открытом виде стояла на старом примусе. Внутри её находилось подсолнечное масло."Золотая семечка" по цене сорок три рубля шестьдесят копеек за литр. В масле плавало несколько тонко порезанных кружочков картофеля. Кивнув головой, дескать, всё ясно, Любовь Григорьевна вывалилась из комнатки и поступью императрицы прошествовала к школе. Сопровождающие проследовали за ней.
В кабинете директора Любовь Григорьевна уселась в директорское кресло и заговорила:
- Так. Ваши наблюдения и замечания.
Директор и завуч в нерешительности молчали. Зато ответила Жанна:
- Мне сразу показался странным запах. Кровь так не пахнет. Вот на прошлой неделе мой Вовка кабана завалил. Кровищи было... но меня так не полоскало. Вернее, меня совсем не полоскало, а тут: как от свёкра, когда он с перепою.
Баба Люба одобрительно покачала головой:
- Ещё!
- Если, - нерешительно начала завуч, - предположить, что Феоктист Матвеевич собирался распить эту гадость, то видимо не успел.
- Распить - это значит, с кем-то. А мы следов присутствия кого-то постороннего не наблюдали,- парировала следователь.
- А мне вот, что показалось странным, - проговорила Анна Васильевна.- Что он собирался жарить на сковороде в подсолнечном масле такое малое количество картофеля. Ведь больше ничего съестного мы у него ни в комнате, ни в каморке не обнаружили.
Баба Люба взглянула на неё с одобрением.
- Ещё!
Директор осмелела:
- Не знаю, имеет ли это прямое отношение к данной ситуации, но ни в бытовке, ни в "особнячке" я не увидела фонарь. А, между прочим, он числится на балансе школы. Стоимостью триста двадцать пять рублей...
- Правильно, - поддакнула Жанна,- а дядя Фёкл никогда с ним не расставался. Ведь в его домике ещё в прошлом году свет перегорел. Электрики обещали, так и не приехали. Так вот он этим фонарём своё жилище освещал.
Баба Люба подняла указательный палец вверх.
- Итак, что мы имеем: пропал сторож изнутри! Стало быть, внутри его надо и искать.
- Но мы же всё обследовали. Все замки на месте. Взломов нет... - развела руками директор.
- Плюс, - игнорируя её реплику, продолжала баба Люба,- пропал фонарь. А зачем сторожу фонарь в школе? Здесь и без того светло.
- Возможно, он хотел осмотреть территорию... - предположила завуч.
- Изнутри!
Завуч снова покраснела.
- Плюс масло в сковороде с малочисленной закуской и приготовленная (откупоренная!) бутылка портвейна. Это вам о чём говорит?
Директор и завуч переглянулись: ни о чём.
Выручила Жанна.
- А мне говорит, - вставила она,- человек собрался выпить, а закусить нечем...
Баба Люба посмотрела на Жанну как на родную внучку. Явно давая понять - учитесь.
Жанна зарделась от удовольствия.
- Ну, нам-то что это даёт?! - переспросила завуч.
Взгляд бабы Любы, брошенный на неё, выражал примерно следующее: "чему вас только в университетах учат..."
- Кажется, я поняла, - постаралась реабилитировать всю систему высшего профессионального образования директор. - Вы хотите сказать, что дядя Фёкл открыл бутылку портвейна, чтобы выпить, но потом сообразил, что у него из закуски только подсолнечное масло и ...
- И тогда он вернулся в школу, закрылся изнутри и исчез... - съехидничала обиженная Марина Геннадьевна.
Баба Люба стала подниматься:
- И не просто исчез, а исчез с фонарём!
Жанна тоже подскочила:
- Это значит, он пошёл туда, где темно...
- А где у нас в школе темно?
Директор в недоумении молчала. Но тут, подняв руку, воскликнула Марина Геннадьевна:
- Точно. Я знаю, где у нас в школе нет света... в подвале!
- Правильно, в подвале,- подхватила Жанна.- Его уже лет двадцать там нет. Ещё мы от учителей там прятались...
- Вы хотите сказать, что Феоктист Матвеевич ... в подвале. Но зачем он туда пошёл, и что он там делает до сих пор?
- Зачем пошёл, я, кажется, догадываюсь, - подхватила Жанна.- Осенью мы засыпали в подвал семенную картошку. И дядя Фёкл про это знал, так как сам помогал нам её туда носить...
- Теперь всё понятно? - спросила баба Люба.
- Понятно! - констатировали обе начальницы. - Дядя Фёкл решил закусить школьным семенным картофелем, для этого взял фонарь и спустился в подвал... Но где он сейчас?
- А вот это мы узнаем после того, как спустимся в это самый подвал.
- Я не могу, - поморщилась Марина Геннадьевна, - у меня через пятнадцать минут урок. Восьмой класс. Их ни на минуту нельзя оставить одних. И потом у нас сегодня деловая игра на тему: как сделать экономику более экономной.
Директор одобрительно посмотрела на завуча:
- Урок - прежде всего!
Жанна тоже хотела, было, выскользнуть из директорской вслед за Мариной Геннадьевной под предлогом "вдруг посторонние в школу войдут. У меня и так вахта без присмотра с самого утра", но Анна Васильевна строгим взглядом администратора авторитарного типа посмотрела на Жанну и та вздохнула - придётся идти.
В свою защиту она только пискнула:
- А как же мы без фонаря... Фонарь-то у дяди Фёкла.
Анна Васильевна махнула рукой:
- Сейчас перемена. Там за углом пять-шесть старшеклассников курят, - конфискуй у них на время зажигалку, а я тем временем в кабинете химии спиртовки возьму, а в физической лаборатории должен быть огрызок свечи. Они там постоянно тела то разогревают, то охлаждают.
Через пять минут, вооружившись двумя зажигалками, спиртовкой и огарком свечи все трое двинулись в сторону чёрной лестницы, где в узеньком тёмном коридорчике между аварийными "входами и выходами" находилась таинственная дверь в этот самый подвал. Она и в самом деле оказалась не запертой на замок. "Как же я могла забыть, что кроме уличного входа в подвал, существует ещё и этот" - удивлялась Анна Васильевна, осторожно ступая по раскрошившимся ступенькам.
В лицо пахнуло сыростью и квашеной капустой. "Опять канализация в столовой засорилась" - подумала директор и стала внимательнее всматриваться себе под ноги.
- Нам сюда,- жестом указала Жанна направо, желая пропустить вперёд себя бабу Любу и директора.
Но Анна Васильевна решительно отвергла её попытку ретироваться:
- Веди!
Далее побрели ещё медленнее, освещая и осматривая каждый сантиметр подвала.
Повернули раз, два, три.
- И где она уже, эта картошка? - забеспокоилась директор.
- Да, вот почти пришли. Ещё пару раз повернём. Там раньше оружейная была, когда ещё НВП изучали. Теперь оружия в школе нет, а помещение осталось, чистое, сухое. Пол бетонный, двери железные. Крысы не попадут. Вот если бы мы с уличного входа заходили, уже бы пришли, потому что с улицы гораздо бли...- Жанна недоговорила, а завизжала точно так же, как если бы снова повстречалась со своей старой знакомой, бесстыдно ворующей у неё из стола кирирешки.
Анна Васильевна вздрогнула и уронила спиртовку. Но она уже была не нужна. Сквозь приоткрытую дверь бывшей оружейной она увидела свет фонаря и в этом свете бледно-жёлтую руку Феоктиста Матвеевича.
- А ну, прекратить! - рявкнула больше от отчаяния директор, и Жанна чуть не захлебнулась собственным криком. Онемев, та схватилась за живот. "Хоть бы не родила", - подумала Анна Васильевна, но тут заскрипели петли на ржавой двери. Это означало одно, баба Люба распахнула дверь бывшей оружейной комнаты. Однако тщетно директор пыталась что-либо рассмотреть из-за широкой спины своей добровольной помощницы. Неопределённость стала утомлять.
- Что там?- Анна Васильевна в нетерпении толкнула Любовь Григорьевну в спину.
Та дёрнула плечом:
- Всё.
- Что значит всё? - едва перевела дух директор, взглядом отслеживая поведение Жанны. Тупо уставившись на свечу, она снова хотела кричать, но не смела.
Наконец баба Люба оглянулась:
- Всё в порядке, - заявила она, вытирая руки о полы юбки, - ... спит.
- Что?! - не поняла Анна Васильевна. - Что значит спит?! Он же того, на... работе...
- А то и значит, что спит. Видно, выпил вчера лишку. Спустился. Вон и картошки набрал полный картуз, а уже выйти на поверхность не смог. Сил не хватило.
Анна Васильевна заглянула в комнатёнку. Спокойное лицо безмятежно спящего сторожа одновременно и растрогало её, и сделало категоричной. Она взглянула на Жанну:
- Когда проспится, скажи ему, что он уволен.
И добавила на ходу:
- И служебное помещение пусть освобождает... А то ишь, мы ему тут все условия, благоустроенное жильё, питание, а он нам вон какие фендибоберы выкидывает. Расхититель школьной собственности!
Что такое "фендибоберы" Жанна не знала, но переспросить не осмелилась. С чувством глубоко уважения она посмотрела вслед молодому директору и обратилась к бабе Любе:
- Ну, чё, понесли?
- Понесли, - подтвердила баба Люба. - Не оставлять же его тут. Не по-христиански это...
Эпилог
Служебное жильё дядя Фёкл так и не освободил. Да и уволен он не был. По причинам выше перечисленным, а ещё, потому что человек был хороший. Пришёл трезвый, с извинениями, с цветами и коробкой конфет. А какое женское (пусть и директорское) сердце не дрогнет при таком джентльменском наборе. К тому же клятвенно заверил: её "поганую" больше в рот ни-ни. Пригласили бабу Любу и вместе пили чай. Правда потом старики зачем-то уединились в "особнячке". Но Анна Васильевна проверять не стала. Она привыкла доверять людям.
< 1 2 3 4 5 6 7 >
(Страшная детективная история с Прологом, Эпилогом и счастливым концом).
Пролог
Ясным апрельским утром Анну Васильевну Кашину, директора единственной поселковой школы, ждал неприятный сюрприз. Пропал школьный сторож. Дед Феоктист. Он же дядя Фёкл. Он же Якушев Феоктист Матвеевич. Нет, не то, что это событие как-то бы по-особому взволновало Анну Васильевну: собственно, он и раньше периодически (после получки) пропадал дня на три-четыре. Но на сей раз всё было более чем странно. Во-первых, до новой получки было ещё далеко, а старая, судя по количеству стеклотары, приготовленной им для сдачи в магазин, уже давно кончилась. А во-вторых, пропал-то он самым загадочным образом - изнутри школы.
Глава первая и единственная. Впрочем, обо всём по порядку.
Анна Васильевна была назначена руководителем школы совсем недавно (с сентября текущего учебного года) и потому старалась исполнять свои директорские обязанности особо тщательно. Проникнувшись мыслью о важности возложенной на неё миссии, онa приходила в школу раньше всех. Делала вместе со сторожем утренний обход территории, здания, прилегающего к нему комплекса и лишь потом приступала к руководству непосредственно школьным коллективом, состоящим из тридцати пяти работников школы и двухсот пятидесяти учащихся. Надо сказать, что этому почти не препятствовал и муж Анны Васильевны, который немного пороптал по поводу загубленных навсегда семейных ценностей: завтрака, обеда и ужина, но вскоре смирился и переложил на себя обязанности по ведению нехитрого домашнего хозяйства, а также по перемещению их единственного пятилетнего чада в ПДДОУ "Росинка", в простонародье именуемом "детским садом".
В это злосчастное утро всё начиналось как обычно. Нежиться в постели не пришлось. Обстоятельства обязывали, и должностные инструкции не давали покоя. Позавтракали разогретым ужином и оседлали своего железного коня по кличке "Жигули-Лада шестой модели, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года выпуска". Первая остановка "школа", вторая - "детский сад", а вечером в обратном порядке.
Первое, что насторожило Анну Васильевну, - Феоктист Матвеевич не встречал её у центрального входа и не открывал ей дверь. Анна Васильевна обошла школу, чтобы зайти с заднего крыльца, как собственно и делали всей учителя и учащиеся, потому что красивый центральный вход открывался лишь в самых "праздничных" случаях: 1 сентября, 25 мая и в день приезда комиссии по подготовке школы к новому учебному году. Невысокое крыльцо, выщербленное сотнями детских ног самых различных размеров, давно требовало капитального ремонта. Но... Анна Васильевна вздохнула и дёрнула на себя дверь. Закрыто? - подумала она, - странно, неужели Феоктист Матвеевич ещё спит? Это могло означать только одно - "устал сильно" с вечера, теперь расслабляется. Анна Васильевна постучала в дверь ногой. Так слышнее. Выждала положенные две минуты и снова постучала. Результат тот же. Она начала попеременно долбить в дверь руками и ногами - бесполезно. Ни стука, ни шороха, ни даже пьяного мата в ответ.
Составляя в уме приказ об увольнении уже трижды предупреждённого ею сторожа, Анна Васильевна захотела попасть в школу со стороны столовой. Повара уже были на месте. Но на вопрос директора: не видели ли они пьяного сторожа, лишь недоумённо пожали плечами. В вестибюле на первом этаже был полумрак. Анна Васильевна щёлкнула выключателем и прошла в бытовку сторожа. Подушка и тоненькое одеяльце, оставленные на кушетке свидетельствовали о том, что, по крайней мере, сторож здесь был и, судя по всему, собирался нарушать трудовую дисциплину, то есть спать на рабочем месте. Исключительно из уважения к возрасту Феоктиста Матвеевича молодая директор делала вид, что не догадывается о подобных "нарушениях". Но... она оглядела помещение. Потрогала подушку. Ни намёка на человеческое тепло. Значит, поднялся сторож давно. Если он вообще ложился....
Вдруг сердце дрогнуло, холодный липкий пот выступил на лбу и покрыл ладони. Она бросилась в директорскую. Лихорадочно нащупала на шкафу ключ от сейфа. Дрожащей рукой едва открыла скрипящую металлическую дверцу. Весь школьный фонд (спонсорская родительская помощь), пятьсот рублей семнадцать копеек, был на месте. Облегчённо выдохнув, она снова вышла в вестибюль. Спохватилась, что до сих пор не открыла входную дверь. Прошла в коридорчик, наощупь отодвинула задвижку и вышла на крыльцо. Постояла в раздумьи несколько минут и вернулась в здание школы. Обошла весь первый этаж, поднялась на второй. Всё было спокойно. Так спокойно может быть только перед грозой. Директор посмотрела на часы. Восемь часов пятнадцать мину. До грозы оставалось минут пятнадцать.
Вот уже внизу хлопнула входная дверь. Анна Васильевна знала: это Сашка Новосёлова. Она всегда приходит в школу первая. В смысле - вторая, после директора.
Так и есть. Сашка прижалась к едва тёплой батарее - грелась. Это тоже вполне обычно. Необычно только то, что Феоктист Матвеевич не ворчит на неё по поводу чересчур узких брюк и короткой кофтёнки, гордо именуемой джинсовкой. Анна Васильевна прошла в свой кабинет, села за директорский стол и задумалась. Странно. Она осмотрела все двери и запоры. Всё на месте, всё заперто изнутри. Ничего похожего на взлом нет. Окна закрыты, решётки в компьютерном классе на месте, сейф на месте, стол тоже. Нет только сторожа. Какой-либо другой директор мог допустить, что это происки нечистой силы, но только не Анна Васильевна. Потому что изначально она была учителем физики, а, стало быть, убеждённой материалисткой. "И всё-таки, это чёрт знает, что...",- не успела додумать директор, как снова хлопнула входная дверь. По коридору проскрипели сапоги. Это завуч. Марина Геннадьевна. Затем процокали каблучки. Это их секьюрити, вахтёр и гардеробщица в одном лице. Вечно беременная многодетная мамочка по имени Жанна.
Анна Васильевна прошла в учительскую раздевалку, которая по совместительству являлась секретарской и комнатой отдыха. Марина Геннадьевна поняла: что-то случилось, поэтому застыла в позе китайского болванчика, ожидающего немедленного приказания своего начальника. Директор путано объяснила ситуацию. Марина Геннадьевна с облегчением вздохнула:
- Найдётся! Выпил вчера лишку, вот и испарился.
- Но как? Не через крышу же он "испарился"?
- А, может, и через крышу по пожарной лестнице?
Снова поднялись на второй этаж. Чердачная дверь оказалась закрыта на замок. Ключ, как и положено, находился на вахте. На всякий случай обошли школу ещё раз, заглядывая даже в такие кабинеты и помещения, в которые не заглядывает самая въедливая комиссия. Результат тот же. Сторожа нигде не было. Анна Васильевна хотела было забеспокоиться, но вовремя вспомнила главную заповедь директора школы: никогда не паниковать, никогда не унывать и никогда не обращаться к вышестоящему начальству за помощью.
В это время страшный крик, смешанный с отвращением и ужасом потряс школу. Директор и завуч стремительно двинулись вниз. Беременная гардеробщица Жанна стояла на стуле и при этом орала так, как будто её уже резали. Женщины бросились к ней, мысленно рисуя себе кровавые картины обнаружения сторожа. Однако ничего такого не было. Причиной Жанниного нервического припадка была мышь, которая мирно сидела в тумбе стола и похрустывала ржаным сухариком фирмы "Кириешка". На вопли Жанны она никак не реагировала, а вот категоричное директорское: "А ну, прекрати!" заставило её ретироваться внутрь стола.
Вестибюль стал наполняться школьниками. Директор поняла: привезли первый рейс. Далее будет второй, третий. Ровно в восемь пятьдесят школа дружно встанет на зарядку. Из всех классов польётся бодрая музыка. А в девять ноль-ноль прозвенит звонок на первый урок. И всё пойдёт по плану. Как говорит её мудрая завуч: война войной, а урок по расписанию. Начались телефонные звонки. Новые приказы, распоряжения, инструкции. Сколько их ещё будет в течение дня! И это тоже обычная ситуация. Необычно одно: к телефону приходится бегать самой. Всё-таки насколько проще было с дядей Фёклом, который после ночного дежурства обычно дожидался первого завтрака в комнате отдыха, а заодно присматривал за учительскими вещами. Но, что более важно, из-за отсутствия в школе секретаря, добровольно (и бесплатно!) записывал в большую амбарную тетрадь все полученные звонки, сопровождая их фразами примерно такого содержания: "перезвонить СРОЧНО" или "перезвонить в течение дня", "а эти сильно гневались, но я их успокоил".
Как только школа уселась на занятия, директор пригласила завуча и гардеробщицу Жанну к себе в кабинет, чтобы организовать дискуссию по вопросу, достойному корифеев от литературы - Герцена и Чернышевского - одновременно: куда делся сторож?
- Нужно сходить к нему домой и посмотреть. Возможно, он просто спит...
И хотя предположение Жанны было нелепо, так как не соответствовало главному определению данной ситуации: как он мог покинуть здание изнутри, решили на всякий случай проверить.
Дед Феоктист жил в трёх шагах от школы. В помещении бывшего школьного туалета. То есть, предназначенного для туалета. Добротный кирпичный домик долго не использовался по назначению, так как в школе работал тёплый, благоустроенный и очень даже приличный санузел. Предприимчивые старшеклассники быстро приспособили его под курилку и даже притащили туда старый диван и пепельницу. Однако во времена тотальной борьбы с наркоманией и курением было решено данное заведение прикрыть, навесив на две половины (мужскую и женскую) два увесистых замка. Лишь спустя какое-то время обнаружилось, что там поселился местный чудак и пьяница дед Феоктист, выгнанный собственной старухой из его же собственной развалюхи. Надо сказать, сам Фёкл по этому поводу и вовсе не переживал, потому что незаметненько для всех стал владельцем "двухкомнатного особнячка с центральным отоплением (от школьной котельной) и даже встроенным водопроводом". Со временем решено было взять его на работу школьным сторожем: во-первых, тогда сие служебное помещение могло принадлежать ему по праву, во-вторых, он всё равно находился на территории школы постоянно, за исключением кратковременных отлучек в поселковый магазин, а в-третьих, и самое главное, за такую заработную плату (тысяча триста рублей) никто сторожить школу не хотел.
Дверь в особнячок оказалась открытой. Анна Васильевна решительно потянула её на себя, заглянула в полутёмную комнату и тут же отпрянула назад.
- Там...- Едва слышно проговорила она.
- Что там? - испуганно переспросила завуч.
- Что-то непонятное. Темно...
Марина Геннадьевна приоткрыла дверь шире. Спёртый запах чего-то мертвенно- неприятного ударил в нос всем троим. Жанна зажала нос и рот руками и побежала во вторую половину "особнячка", которая использовалась дядей Фёклом по её прямому назначению. Послышались звуки, от которых обе немолодые женщины одновременно поморщились. У Жанны был хронический токсикоз.
И, тем не менее, женщины, распахнули дверь. Картина, представшая перед их взорами была безобразно-потрясающа. В самом центре передней "комнаты", которая служила дяде Фёклу прихожей, кухней и гостиной одновременно, красовалось кроваво-красное пятно. Да что там пятно. Настоящая кроваво-красная лужа. И посередине этой лужи в безжизненной позе лежал... Васька. Любимец школьной детворы, рыжий пушистый котяра, неизвестной породы. Морда, лапы, а также брюхо животного были того же оттенка, что и растекающаяся кровавая лужа. Жанне снова сделалось плохо. Она прислонилась к стене и медленно стала садиться на корточки.
Марина Геннадьевна, преодолевая спазмы в горле, прошептала:
- Похоже, что кота пытали...
Директор кивнула. Но кто и за что? Что нужно было этим извергам от беззащитного старика и его животного? И где, наконец, сам старик. Преодолевая страх и брезгливость, директор заглянула во внутренюю комнату, которая служила сторожу спальней. Единственный атрибут мебели - старый потрёпанный диван - был пуст.
- Так, будем звонить в милицию,- Анна Васильевна решительно направилась к школе.
- Бесполезно, - пискнула, едва поспевавшая за ними Жанна. - Они скажут: вызывайте участкового. Пусть разбирается. Тем более трупа-то нет! А участкового дома нет. Это я точно знаю, потому что он с моим тестем на рыбалке третий день зависает. На озёрах. Километров двести по реке, на катере.
Директор приостановилась и вопросительно взглянула на собеседниц. Ждала от них конструктивных предложений.
- Я предлагаю, - продолжила Жанна, - пригласить бабу Любу.
И видя несогласное лицо директора, убедительно затараторила:
- Бабу Любу. Бывшую вахтёршу и гардеробщицу в одном лице. Которую с почётом на пенсию проводили лет десять назад. Помните? Я в десятом классе училась. Она ещё тогда одно очень запутанное дело раскрутила о пропаже семи рублей тридцати копеек из кармана куртки Игоря Краскина.
- Помните? - она в надежде взглянула в лицо Марины Геннадьевны.
Та согласно кивнула:
- Помню. Дело и впрямь было нелёгкое, одних подозреваемых только двести пятьдесят человек.
- И что? - поинтересовалась Анна Васильевна.
- А то, - рассмеялась завуч.- Пока мы выясняли окольными путями: кто в какое время выходил из класса, заходил в раздевалку, сколько времени там находился, баба Люба пошла в магазин (благо он в посёлке тогда один был) и попросила продавцов содействовать в поимке особо опасного школьного воришки, разумно предполагая, что человек украл деньги, чтобы их потратить. Так что наутро мы уже знали имя и фамилию школьника, который вечером пришёл в магазин и потратил именно семь железных рублей рублёвого достоинства каждый и тридцать копеек десяриками, как и показал на предварительном дознании потерпевший.
Анна Васильевна недоверчиво покачала головой:
- То кража из школьной раздевалки... А тут похищение... Возможно, даже убийство...
Голос её дрогнул, и она отвернулась, чтобы не демонстрировать подчинённым свою маленькую слабость.
- А я тоже помню дело о пропавших сантиметрах, - вдруг заговорила Марина Геннадьевна. - Эта баба Люба помогла нам реабилитироваться после очередной инвентаризации... Вы тогда ещё не работали, а я первый или второй год. Представляете, летом купили новый тюль на честно заработанные в саду деньги, разрезали и отдали по классам. Как сейчас помню. На мой класс дали девять метров. По три метра на окно. И так на десять классов-комплектов. То есть девяносто метров. И оставшиеся десять метров разделили на кабинет директора и учительскую. Но им досталось по три метра, тридцать три сантиметра. Все довольны были до самого нового года. А в январе нагрянула инвентаризация. Давай же наш тюль мерить. Бац, а шестьдесят пять сантиметров не хватает. Ох, и струхнули мы. Кому же охота воришкой копеечной занавески прослыть. Завхоз в истерике. Председатель инвентаризационной комиссии требует немедленно ущерб возместить. Мы уже деньги, было, собирать начали, чтобы в магазин ехать (за сто километров) тюль покупать. А баба Люба подумала, взяла линейку, обошла все классы, и через полчаса выдала нам результат: всё в порядке. Все сантиметры на месте. Мы же тюль подшивали с обеих сторон, чтоб не ремкался, значит. По сантиметру где-то ушло на боковины. В среднем на каждую шторку два сантиметра плюсовать надо на подгиб. Снова вызвали комиссию, те вернулись с полдороги, приехали и с нашими доводами согласились.
Завуч закончила свой пространный монолог и тоже выжидательно замолчала. Анна Васильевна склонна была ещё подумать, и тогда Жанна снова заговорила:
- А ещё помните, Марина Геннадьевна, когда из школьной столовой три килограмма лука исчезло. Тоже ведь баба Люба расхитителя вычислила.
- А это как? - уже заинтересованно спросила директор.
Марина Геннадьевна с удовольствием продолжила:
- Было это раннею весной. Тогда ещё эпидемия гриппа свирепствовала. Пришли повара на работу, открыли склад, и... обнаружили пропажу трёх с половиной килограммов лука. Переполошились страшно. Ущерб хоть и незначительный, но важен сам прецедент. К тому же школьники могли остаться без обеда. Потому что в меню в тот день на первое стоял луковый суп.
- Марина Геннадьевна, давайте без пространных рассуждений. Это ведь не педсовет, - поторопила директор.
Завуч виновато заморгала глазами, а вслух сказала:
- Так я и так коротко излагаю... Пришла баба Люба и вскоре злоумышленник был найден, вместе с луком.
Директор недоумённо посмотрела на присутствующих:
- А подробнее нельзя?
Марина Геннадьевна покрылась красными пятнами и недовольно буркнула:
- Вам то короче, то подробнее. Вы уж определитесь в своих требованиях.
Анна Васильевна тоже покраснела. Им на помощь пришла Жанна. Без всякого высочайшего соизволения она затарахтела:
- Расскажите-расскажите, Марина Геннадьевна, вы лучше эту историю помните...
Завуч выдержала паузу, достойную самого Станиславского, и заговорила, взвешивая каждое слово:
- Баба Люба проверила навесной замок. Оказалось, он не так давно был куплен в поселковом магазине и принадлежал той самой партии, у которой все ключи подходят ко всем замкам. Сходив в магазин, она уже через десять минут знала, кто из сельчан покупал замки из этой партии. Их оказалось шесть человек. Подворовый обход решено было отложить на после обеда. Но он не понадобился. Потому что, зайдя в восьмой класс на урок, учительница литературы почувствовала терпкий запах лука, исходящий от Лёхи Гладышева. Что-то в данной ситуации ей показалось странным: ведь суп пришлось заменить кашей. В учительской этот вопрос немедленно обсудили. Преподавательница биологии связала это со вчерашним уроком по теме: профилактика гриппа и отита при помощи фитонцидных продуктов, то есть лука. Спустились к бабе Любе. Сопоставили свои наблюдения со списком из магазина, и к обеду расхититель школьной собственности уже сопел носом в кабинете директора, мотивируя свой поступок исключительно нежеланием болеть гриппом.
Анна Васильевна решительно поднялась:
- Всё, иду звонить бабе Любе. Как её имя, отчество?
- Ну, имя я думаю, Любовь,- просипела в нос всё ещё обиженная завуч, - а отчество? Не помню...
- И я не помню, - прошептала Жанна. Баба Люба - она и есть баба Люба.
- Понятно,- директор подняла трубку телефона.
Баба Люба, она же Любовь Григорьевна Ненашева появилась на крыльце школы ровно через полчаса после звонка. Грузная, но очень подвижная, она заполонила собой половину школьного коридора, так что школьники, спешащие в класс вынуждены были прижиматься к стеночкам, не скрывая своего восхищения и благоволения. "Мне бы так... Меня бы так сторонились", - завистливо подумала директор и пригласила Любовь Григорьевну в кабинет.
Баба Люба выслушала внимательно, не перебивая, и тут же со звонком на второй урок начала следствие. Для начала решено было осмотреть место происшествия. А таких мест было два. Первое - сторожка, где дядя Фёкл собирался спать, и второе - это "особнячок", о котором с содроганием в голосе говорили все. В бытовке сторожа баба Люба осмотрела всё самым тщательным образом. Даже потрогала шпингалеты на форточке, словно дед Феоктист - широченный мужчина, одна нога которого носила сорок седьмой размер, а вторая сорок восьмой, мог в неё каким-то образом пролезть.
Молча все четверо проследовали в коридор, затем на улицу и, наконец, к месту проживания сторожа. Баба Люба открыла дверь. Тот же отвратительный запах вызвал приступ тошноты теперь уже не только у беременной гардеробщицы.
- Придержите дверь, а то темно здесь, как у ефиопа в зад...ице, - скомандовала баба Люба.
Завуч и директор одновременно кинулись исполнять приказание. Бывшая вахтёрша просочилась внутрь. Остальные остались у входа. И не только потому, что чувствовали панический страх, но ещё и потому, что размеры комнатушки едва-едва вмещали габариты их доморощенного следователя. Увидев в кровавой луже Ваську, она наклонилась, взяла кота за шкирку и подняла перед собой. Кот, очевидно, в последней предсмертной конвульсии, дёрнулся, икнул и повис без движения на руке бабы Любы. Та усмехнулась и резким движением вышвырнула кота на улицу. Женщины хотели вскрикнуть, но не успели. Кот Васька вдруг ожил, мяукнул что-то нечленораздельное и снова замертво упал в сухую прошлогоднюю траву.
Баба Люба обследовала на свету собственные пальцы. Понюхала, затем лизнула, брезгливо сплюнула и снова вошла в помещеньице. Забыв про кота, женщины медленно обалдевая, наблюдали за её действиями. Она долго исследовала кровавое пятно на полу, потом подошла к столу, вокруг которого была разбросана картофельная шелуха. Затем подняла голову.
На самом столе, в проникающем солнечном свете все увидели перевёрнутую стеклянную бутылку из-под напитка с патриотическим названием "Русский портвейн 777". Все с облегчением вздохнули. Значит, это не кровь, а красный напиток растекся лужей по полу. А Васька, выходит, паразит, никакой не мёртвый, а просто пьяный. Анна Васильевна оглянулась на кота. Признаков жизни тот не подавал. "Хотя, мог и умереть от такой дозы алкоголя". Она вздохнула. Баба Люба тем временем продолжала осмотр помещения. Она исследовала содержимое сковороды, которая в открытом виде стояла на старом примусе. Внутри её находилось подсолнечное масло."Золотая семечка" по цене сорок три рубля шестьдесят копеек за литр. В масле плавало несколько тонко порезанных кружочков картофеля. Кивнув головой, дескать, всё ясно, Любовь Григорьевна вывалилась из комнатки и поступью императрицы прошествовала к школе. Сопровождающие проследовали за ней.
В кабинете директора Любовь Григорьевна уселась в директорское кресло и заговорила:
- Так. Ваши наблюдения и замечания.
Директор и завуч в нерешительности молчали. Зато ответила Жанна:
- Мне сразу показался странным запах. Кровь так не пахнет. Вот на прошлой неделе мой Вовка кабана завалил. Кровищи было... но меня так не полоскало. Вернее, меня совсем не полоскало, а тут: как от свёкра, когда он с перепою.
Баба Люба одобрительно покачала головой:
- Ещё!
- Если, - нерешительно начала завуч, - предположить, что Феоктист Матвеевич собирался распить эту гадость, то видимо не успел.
- Распить - это значит, с кем-то. А мы следов присутствия кого-то постороннего не наблюдали,- парировала следователь.
- А мне вот, что показалось странным, - проговорила Анна Васильевна.- Что он собирался жарить на сковороде в подсолнечном масле такое малое количество картофеля. Ведь больше ничего съестного мы у него ни в комнате, ни в каморке не обнаружили.
Баба Люба взглянула на неё с одобрением.
- Ещё!
Директор осмелела:
- Не знаю, имеет ли это прямое отношение к данной ситуации, но ни в бытовке, ни в "особнячке" я не увидела фонарь. А, между прочим, он числится на балансе школы. Стоимостью триста двадцать пять рублей...
- Правильно, - поддакнула Жанна,- а дядя Фёкл никогда с ним не расставался. Ведь в его домике ещё в прошлом году свет перегорел. Электрики обещали, так и не приехали. Так вот он этим фонарём своё жилище освещал.
Баба Люба подняла указательный палец вверх.
- Итак, что мы имеем: пропал сторож изнутри! Стало быть, внутри его надо и искать.
- Но мы же всё обследовали. Все замки на месте. Взломов нет... - развела руками директор.
- Плюс, - игнорируя её реплику, продолжала баба Люба,- пропал фонарь. А зачем сторожу фонарь в школе? Здесь и без того светло.
- Возможно, он хотел осмотреть территорию... - предположила завуч.
- Изнутри!
Завуч снова покраснела.
- Плюс масло в сковороде с малочисленной закуской и приготовленная (откупоренная!) бутылка портвейна. Это вам о чём говорит?
Директор и завуч переглянулись: ни о чём.
Выручила Жанна.
- А мне говорит, - вставила она,- человек собрался выпить, а закусить нечем...
Баба Люба посмотрела на Жанну как на родную внучку. Явно давая понять - учитесь.
Жанна зарделась от удовольствия.
- Ну, нам-то что это даёт?! - переспросила завуч.
Взгляд бабы Любы, брошенный на неё, выражал примерно следующее: "чему вас только в университетах учат..."
- Кажется, я поняла, - постаралась реабилитировать всю систему высшего профессионального образования директор. - Вы хотите сказать, что дядя Фёкл открыл бутылку портвейна, чтобы выпить, но потом сообразил, что у него из закуски только подсолнечное масло и ...
- И тогда он вернулся в школу, закрылся изнутри и исчез... - съехидничала обиженная Марина Геннадьевна.
Баба Люба стала подниматься:
- И не просто исчез, а исчез с фонарём!
Жанна тоже подскочила:
- Это значит, он пошёл туда, где темно...
- А где у нас в школе темно?
Директор в недоумении молчала. Но тут, подняв руку, воскликнула Марина Геннадьевна:
- Точно. Я знаю, где у нас в школе нет света... в подвале!
- Правильно, в подвале,- подхватила Жанна.- Его уже лет двадцать там нет. Ещё мы от учителей там прятались...
- Вы хотите сказать, что Феоктист Матвеевич ... в подвале. Но зачем он туда пошёл, и что он там делает до сих пор?
- Зачем пошёл, я, кажется, догадываюсь, - подхватила Жанна.- Осенью мы засыпали в подвал семенную картошку. И дядя Фёкл про это знал, так как сам помогал нам её туда носить...
- Теперь всё понятно? - спросила баба Люба.
- Понятно! - констатировали обе начальницы. - Дядя Фёкл решил закусить школьным семенным картофелем, для этого взял фонарь и спустился в подвал... Но где он сейчас?
- А вот это мы узнаем после того, как спустимся в это самый подвал.
- Я не могу, - поморщилась Марина Геннадьевна, - у меня через пятнадцать минут урок. Восьмой класс. Их ни на минуту нельзя оставить одних. И потом у нас сегодня деловая игра на тему: как сделать экономику более экономной.
Директор одобрительно посмотрела на завуча:
- Урок - прежде всего!
Жанна тоже хотела, было, выскользнуть из директорской вслед за Мариной Геннадьевной под предлогом "вдруг посторонние в школу войдут. У меня и так вахта без присмотра с самого утра", но Анна Васильевна строгим взглядом администратора авторитарного типа посмотрела на Жанну и та вздохнула - придётся идти.
В свою защиту она только пискнула:
- А как же мы без фонаря... Фонарь-то у дяди Фёкла.
Анна Васильевна махнула рукой:
- Сейчас перемена. Там за углом пять-шесть старшеклассников курят, - конфискуй у них на время зажигалку, а я тем временем в кабинете химии спиртовки возьму, а в физической лаборатории должен быть огрызок свечи. Они там постоянно тела то разогревают, то охлаждают.
Через пять минут, вооружившись двумя зажигалками, спиртовкой и огарком свечи все трое двинулись в сторону чёрной лестницы, где в узеньком тёмном коридорчике между аварийными "входами и выходами" находилась таинственная дверь в этот самый подвал. Она и в самом деле оказалась не запертой на замок. "Как же я могла забыть, что кроме уличного входа в подвал, существует ещё и этот" - удивлялась Анна Васильевна, осторожно ступая по раскрошившимся ступенькам.
В лицо пахнуло сыростью и квашеной капустой. "Опять канализация в столовой засорилась" - подумала директор и стала внимательнее всматриваться себе под ноги.
- Нам сюда,- жестом указала Жанна направо, желая пропустить вперёд себя бабу Любу и директора.
Но Анна Васильевна решительно отвергла её попытку ретироваться:
- Веди!
Далее побрели ещё медленнее, освещая и осматривая каждый сантиметр подвала.
Повернули раз, два, три.
- И где она уже, эта картошка? - забеспокоилась директор.
- Да, вот почти пришли. Ещё пару раз повернём. Там раньше оружейная была, когда ещё НВП изучали. Теперь оружия в школе нет, а помещение осталось, чистое, сухое. Пол бетонный, двери железные. Крысы не попадут. Вот если бы мы с уличного входа заходили, уже бы пришли, потому что с улицы гораздо бли...- Жанна недоговорила, а завизжала точно так же, как если бы снова повстречалась со своей старой знакомой, бесстыдно ворующей у неё из стола кирирешки.
Анна Васильевна вздрогнула и уронила спиртовку. Но она уже была не нужна. Сквозь приоткрытую дверь бывшей оружейной она увидела свет фонаря и в этом свете бледно-жёлтую руку Феоктиста Матвеевича.
- А ну, прекратить! - рявкнула больше от отчаяния директор, и Жанна чуть не захлебнулась собственным криком. Онемев, та схватилась за живот. "Хоть бы не родила", - подумала Анна Васильевна, но тут заскрипели петли на ржавой двери. Это означало одно, баба Люба распахнула дверь бывшей оружейной комнаты. Однако тщетно директор пыталась что-либо рассмотреть из-за широкой спины своей добровольной помощницы. Неопределённость стала утомлять.
- Что там?- Анна Васильевна в нетерпении толкнула Любовь Григорьевну в спину.
Та дёрнула плечом:
- Всё.
- Что значит всё? - едва перевела дух директор, взглядом отслеживая поведение Жанны. Тупо уставившись на свечу, она снова хотела кричать, но не смела.
Наконец баба Люба оглянулась:
- Всё в порядке, - заявила она, вытирая руки о полы юбки, - ... спит.
- Что?! - не поняла Анна Васильевна. - Что значит спит?! Он же того, на... работе...
- А то и значит, что спит. Видно, выпил вчера лишку. Спустился. Вон и картошки набрал полный картуз, а уже выйти на поверхность не смог. Сил не хватило.
Анна Васильевна заглянула в комнатёнку. Спокойное лицо безмятежно спящего сторожа одновременно и растрогало её, и сделало категоричной. Она взглянула на Жанну:
- Когда проспится, скажи ему, что он уволен.
И добавила на ходу:
- И служебное помещение пусть освобождает... А то ишь, мы ему тут все условия, благоустроенное жильё, питание, а он нам вон какие фендибоберы выкидывает. Расхититель школьной собственности!
Что такое "фендибоберы" Жанна не знала, но переспросить не осмелилась. С чувством глубоко уважения она посмотрела вслед молодому директору и обратилась к бабе Любе:
- Ну, чё, понесли?
- Понесли, - подтвердила баба Люба. - Не оставлять же его тут. Не по-христиански это...
Эпилог
Служебное жильё дядя Фёкл так и не освободил. Да и уволен он не был. По причинам выше перечисленным, а ещё, потому что человек был хороший. Пришёл трезвый, с извинениями, с цветами и коробкой конфет. А какое женское (пусть и директорское) сердце не дрогнет при таком джентльменском наборе. К тому же клятвенно заверил: её "поганую" больше в рот ни-ни. Пригласили бабу Любу и вместе пили чай. Правда потом старики зачем-то уединились в "особнячке". Но Анна Васильевна проверять не стала. Она привыкла доверять людям.
Комментарии можно оставлять ЗДЕСЬ...