21
Утром Агафья поднялась ни свет, ни заря, зашаркала ногами, заскрипела половицами. Марийка поняла: пора вставать. А ведь только уснула. Да кто ж виноват?! Вбила себе голову чёрт знает что! Размечталась...
Да что же такое! Опять лукавого упомянула в мыслях. Агафья говорит: о нём только подумаешь вскользь, а он уже тут как тут. Марийка оглянулась, поискала глазами. Затем перекрестилась. Зашептала молитву. Отпустило.
Службу служили втроём. Отец Андрей как положено на амвоне и в алтаре, Агафья в храме, Марийка на клиросе. Пробовала подпевать. Получалось. Несколько раз заметила его благодарно-удивлённые взгляды. Сердце её при этом вздрагивало и замирало. После службы стали готовиться к крещению. Когда босоногую Марийку поставили на самотканое белое полотенце, она почувствовала себя как перед венцом. Батюшка служил долго. Снова и снова читал над ней молитвы, окроплял её водой. Наконец, перекрестил ей голову, надел ей шею крест, предварительно заставив поцеловать его. Сначала Марийке показалось, что крест этот - непосильная ноша. Но вскоре почувствовала облегчение. Агафья объяснила всё просто: бремя грехов с тебя скатилось. Но теперь - помни! За каждый свой поступок ты перед Богом ответишь. Марийка кивнула. Вечером перед ужином долго любовалась маленьким серебряным крестиком. Гладила его пальчиком, целовала. За этим занятием и застал её Андрей, когда вошёл к ним в избу. Марийка смутилась, подскочила с лавки, потом внезапно села и, не моргая, уставилась на него. Он быстро отвёл взгляд, и Марийка поняла, что ведёт себя дерзко. Положение спасла Агафья, которая приказала подавать ужин. За Марийкино крещение сегодня не грех и винца выпить. Настоечки вишнёвой или смородиновой. "Настоечка" оказалось достаточно крепкой. Марийка расслабилась, раскраснелась, и взгляд отца Андрея стал казаться ей не таким уж суровым. Разговаривали обо всём помаленьку: о прополке картофеля, об очистке второй ванны, о том, что нужно качать мёд и везти в город на продажу. Потому как это - единственный источник дохода для храма. О ремонте звонницы, который надо срочно производить (но денег нет!), и уже ни слова о Ксении.
Но когда Марийка вышла на улицу, снова увидела в алтаре неяркий свет зажженных свечей. Она вздохнула и заплакала. К утру твёрдо решила: как только он поедет в город, она с ним. А там, на поезд и домой, к дочери. Однако отец Андрей в город не собирался. Сказал на ближайшие две недели и тут работы хватит. А потом ей, Марийке, всё-таки без паспорта по железной дороге не добраться. Могут и арестовать. Приятного мало. Надо заявление в местное отделение милиции написать, они сделают запрос по месту жительства, уточнят и дадут ей на время справку об утере паспорта. С этой справкой она и доберётся до дома. А там уже и "выправит" себе новый паспорт. Марийка согласилась с ним во всём. И не только потому, что это было правильно, а больше потому, что это ей давало возможность быть рядом с ним. А быть рядом с ним ей было жизненно необходимо. Теперь она это понимала, как никогда. Просто быть. Помогать ему месить глину, мазать и белить стены, подкрашивать окна. Держать рамки, наполненные желто-коричневым, тёплым мёдом. Не мудрствовать лукаво. Не мечтать о том, чего не может быть. А просто быть рядом.
Как-то однажды вечером, ложась в постель, она вдруг осознала, что перестала его бояться. Странно! Когда это произошло? Сегодня? Когда поймала на себе его задумчиво-нежный взгляд. Или вчера? Когда выбирала у него из волос и бороды двух запутавшихся пчёлок. Он был так близко, так рядом. Но она не волновалась, как раньше, а просто наслаждалась его близостью. Шальной мыслью о том, что имеет хоть какую-то возможность к нему прикоснуться. А может раньше? Когда наступила на ржавый гвоздь, проткнула ногу, и он профессионально промыл рану и сделал ей перевязку. Или тогда, когда снова назвал её Машенька. Как девочку. Как дочку. Машенька! Все-таки, какое потрясающе-красивое у неё имя.
Лачинск, городок муниципального значения, располагался в двухстах верстах от областного центра. Там на местном рынке и была у отца Андрея палатка, где он торговал мёдом и прочими продуктами, выращенными им самим и Агафьей на огороде. Деньги шли на свечи, сахар, соль и горючее для трактора и машины. Останавливался он всегда в небольшой гостинице, имеющейся при одном из Ачинских храмов. Туда же он привёз и Марийку.
Во вторник после похода в милицию, где ей недвусмысленно намекнули, что ждать придётся "очень долго", если она не подсуетится, Марийка вышла расстроенная. Ну почему люди не говорят напрямую, что они хотят. Что значит "подсуетиться"? Дать денег или... ? На "или" она категорически не согласна. Отца Андрея едва отыскала на базаре. Место у него невыгодное, в самом углу. Сюда и знающий не каждый заглянет, а уж "быстрый" покупатель тем более. За полдня он продал несколько вёдер прошлогодней картошки и полтора литра мёда. Базарный день был на исходе. Когда выезжали с рынка, Марийка заметила у центрального входа пустой, заброшенный вагончик с надписью "Тарговый павылён". Она долго соображала, что бы это значило, потом её осенило "павильон". Вот сюда бы им перебраться! Гораздо удобнее...
На следующий день, увидев отчаяние в глазах Андрея (сегодня совсем ничего!) решилась... Разыскала "офис" директора рынка. Им, разумеется, оказался армянин. Да что же это такое! Ну, ладно в Москве! Но здесь в далёкой Сибири то же самое. Что ни директор рынка или ресторана - обязательно армянин. В "офисе" было шумно и накурено. Курили не только мужчины, находящиеся здесь, но и две женщины. Явление Марийки произвело на них ошеломляющее действие. Они одновременно замолчали и один за другим стали тушить окурки. Что их так потрясло, Марийка не поняла. Она робко потопталась у двери и спросила шёпотом:
- Мне бы директора.
Женщина, только что "забычковавшая" половину сигареты, показала на дверь, расположившуюся в центре противоположной стены. Под пристальным взглядом всех присутствующих Марийка прошла в кабинет директора. Директор что-то писал, поэтому не обращал на неё никакого внимания. Она прошла к столу:
- Здравствуйте!
Голос её прозвучал видимо так резко, что мужчина вздрогнул, поднял глаза и уставился на Марийку взглядом барана из известной русской поговорки. Наконец, он сообразил придать своему лицу более "приличное" выражение: недоумения и восхищения одновременно.
-Здравствуйте, - повторила женщина, - мне бы директора.
Тот подскочил со стула, двинулся ей навстречу, протянул руку. Потом видимо сообразив, что делает неправильно, руку резко одёрнул. Марийка поняла его жест и протянула руку первая. Он с удовольствием схватил её, затряс, но затем, опять поразмыслив, поднёс её к губам. Марийка неодобрительно закивала головой: это уже лишнее. Мужчина с сожалением отпустил руку, при этом сжав Марийкины пальцы так, что ей стало больно. Да что с ними сегодня такое? Почему они на меня так реагируют? Она решила представиться:
- Мария. Я прихожанка храма Святителя Николая Чудотворца. Мы здесь на рынке местечко арендуем...
Директор так затряс головой, как будто очень этому обрадовался.
- А вы христианин?
- Я?! - Он настолько был потрясён её вопросом, что сразу согласился.
- Кристианин, кристианин,- забормотал он, едва выговаривая это не совсем привычное для него слово.
- Отлично... А зовут Вас...?
Он перебил:
- Гурген, Григорий по-вашему...
- А отчество есть?
- Есть, конечно! Но зачем Вам отчество, говорить его трудно... Называйте Григорием.
Марийка кивнула:
- Я поинтересоваться хотела: тот синий павильон, возле центрального входа он же сейчас пустой?
- Пустой... пустой. Синий, такой синий. Пустой!
- А кому он принадлежит? Могу я поговорить с хозяином?
- Можешь, Мария, те... Я есть его хозяин. Мой павильон. В конце лета братья приедут, друзья, торговать будут дынями, арбузами. Хорошо будет. Пальчики оближешь... те, Мария...
Марийка улыбнулась:.
- Значит, сейчас он пустует?
- Пустует... Там у меня весы, мешки сетки хранятся...
Она снова кивнула:
- Вы не могли бы сдать нам его в аренду до конца лета? Ну, пока друзья - братья не приехали?
Он заморгал глазами, закачал головой слева направо и сказал:
- Почему не могли? Могли...бы...
Марийка ждала продолжения. Судя по жесту, он собирался отказать. Судя по словам, - разрешить. Наконец, не выдержала и переспросила:
- Так могли бы или нет?
- Я могли бы, мы могли бы... - утвердительно закончил он.
- Хорошо,- успокоилась Марийка.- Какова цена Ваша?
- Какая цена! Вай, женщина, Мария, что ты говоришь? Чтобы я кристианин брал у такой красавицы деньги за какой-то грязный синий павильон. Обижаешь...
Марийка напряглась: непонятно, что он хочет. Опустила глаза. Выждала минуты три и попятилась к двери. Ну, их всех! Однако Гурген, снова схватил её за руку:
- Ты почему уходишь, женщина, Мария? Я тебя обидел? Почему не смотришь..?
Марийка попыталась выдернуть руку, но не смогла. Он перехватил её за запястье.
- А может тебя кто другой обидел? Ты мне только скажи... Гургена все знают в этом городе, против меня никто не пойдёт.
Марийка с трудом левой рукой разжала его пальцы, сжимающие её правое запястье:
- Извините, я пойду.
- Почему пойдёшь? Останься...прикажу сейчас нам обед принести. Вина фруктов. Посидим, обсудим условия аренды... Или нет... давай лучше поедем в ресторан. Лучший ресторан... города. Хорошо будет...
Марийка так решительно-отрицательно замотала головой, что Гурген нервно засмеялся:
- Почему так головой трясёшь? Боишься меня? Я что похож на зверя?
- Мне идти надо. Меня ждут,- с тоской проговорила Марийка, мысленно ругая себя за то, что "опять вступила". Зная её потрясающие способности попадать во всякого рода ситуации, отец любил говаривать "как вышла без присмотра, так вступила: не дер... мо, так в комсомол". И хотя в комсомоле Марийка не была, но ощущение того, что это неприятно, осталось.
Она попятилась к двери, предварительно спрятав руки за спину. Уже у самой двери он окликнул её:
- Вай! Женщина. Ты почему себя так ведёшь? Приходишь сама -просишь, а потом сама же и убегаешь... Ключи возьми от павильона... Глупая... Приняла меня за ...
Он не договорил, достал из письменного ящика стола связку ключей, отцепил два и, положив их на край стола, отошёл к окну. Марийка нерешительно направилась к столу. Он пристально смотрел на неё. Она взяла ключи, улыбнулась:
- Спасибо, Гурген...
- Ладно, иди уж. Да мужу своему скажи... пусть сам ко мне придёт. Не дело это жену впереди себя пускать...
Марийка согласно кивнула и бросилась вон, снова приведя в состояние шока, тех, кто сидел в приёмной директора. И только на улице сообразила: какому мужу?! Никакого мужа у неё здесь нет! И нигде нет...