34
Все последующие дни старалась быть спокойной. Не получалось. Чувствовала, что начинает ненавидеть эту Татьяну всеми фибрами своей души. Хотя умом всё понимала. Татьяна - действительно могла бы стать достойной женой Андрея. Общие интересы. Общие идеалы. Они понимают друг друга с полуслова. Ей не надо растолковывать "очевидные" истины и библейские притчи. А главное - она чиста. Безгрешна. Агафья сказывала, что та из благочестивой дворянской семьи. Два брата у неё священники. Сестра тоже хористка. Не то, что она, Марийка. Без роду, без племени. С детства собственной матерью покинутая.
Да. Умом она всё понимала, но в трапезную ходить перестала. Ела урывками, отдельно от всех. На недовольный вопрос Андрея:
- Почему с нами не обедаешь? Или кем-либо брезгуешь? - пожала плечами и покачала головой: нет. Это означало: ну, что ты, милый, как можно мне, недостойной прелюбодейке, "брезговать" такими "дорогими" гостями. Боюсь своим присутствием осквернить столь "высочайшее" собрание благородных дам и девиц. Вероятно, он кое-что понял, потому что снова покраснел и произнес:
- Навыдумывала ты себе, Бог знает, что, Маша...
Спустя месяц была отремонтирована звонница. Новая винтообразная металлическая лестница вела вверх. Деревянные лакированные перила украшали её и делали подъём и спуск не только безопасным, но и приятным.
Теперь подниматься на звонницу можно было без риска для жизни. Вскоре наверху побывали все, даже Лизонька. Она весь вечер рассказывала, как папа учил её "играть в колокольчики". Вечером муж спросил: не хочет ли Марийка побывать на новой звоннице. Она опять пожала плечами. На сей раз это означало: "не знаю", "возможно, как-нибудь попробую", но не сейчас, "я устала".
Но на звоннице всё-таки побывала - без него. Впечатляет. Великолепный вид, как со смотровой площадки. Храмовый двор, спуск, дорога, тайга. А над тайгой вечернее заходящее солнце. Уцепившись взглядом за дорогу, Марийка почувствовала острую щемящую тоску. Скоро-скоро пройдёт она этой дорогой последний раз. Когда спустилась вниз, подняла голову вверх, ещё раз взглянула на звонницу. Рабочие убирали деревянное сооружение, которым пользовались во время ремонтных работ. Нужно отойти подальше. Если эта махина свалится на голову - мало не покажется. Из храма на крыльцо вышел Андрей. Он не торопился и ничего не подозревал о грозящей опасности. Марийка дёрнулась вперёд - предупредить. Но поняла, что, вряд ли, успеет. Тогда она набрала в лёгкие воздуха и что было сил, замычала, захрипела и закричала одновременно:
- А... д...ей!
Он понял голову, едва соображая, что происходит. Потом бросился к ней, радостно улыбаясь, схватил её за плечи:
- Маша! Ты заговорила? Маша? Ты заговорила?
Он несколько раз встряхнул её:
- Маша?
- Да, - выдохнула Марийка, испуганно.
В это время лестница, с грохотом и лязгом, рухнула на то место, где ещё минуту назад стоял Андрей. Марийка вздрогнула, он оглянулся. Несколько секунд не верил своим глазам. Наконец, развернулся к Марийке, заговорил:
- Так это получается, что ты спасла мне жизнь. Маша?!
Лицо его было растерянно и растроганно одновременно. Он улыбнулся.
Марийка тоже попыталась улыбнуться и сказать: "живи, на здоровье", но то ли от страха, то ли с непривычки не смогла до конца разжать рот и сквозь стиснутые зубы прошипела злобно:
- Ж-ж-живи...
Улыбка с лица Андрея мгновенно исчезла. Он отшатнулся и, глядя внимательно в глаза жене, тоже коряво ухмыльнулся:
- Спасибо...
К ним бежали спустившиеся со звонницы рабочие. Что-то взволнованно спрашивали Андрея. Он им отвечал, что всё в порядке. Её здоровьем и самочувствием никто и не поинтересовался.
Марийка бросилась в дом. К зеркалу. Зачем-то открыла рот. Долго исследовала его. Затем, волнуясь, произнесла:
- ...а...ия! (что должно было звучать, как Мария).- Не получилось!
- ... иза (Лиза). - Уже лучше...
- Агафья. - Совсем хорошо!
Она бросилась к Агафье. Та уже "творила" вечернюю молитву.
- Агафья, я загово...и... а! - заикаясь от волнения, произнесла она.
Агафья распрямилась:
- Слава Богу! Машенька. Слава Богу! Я только что Господа об этом молила. Видишь как! А ты сомневаешься в его всесилии.
Я не сомневаюсь в том, что он может всё. Но я сомневаюсь в том, что он это делает "из любви к нам", - подумала Марийка, но вслух сказала:
- Я тебя ... юбь... ю, Агафья. Ты хо...ошая!
Перед сном она повела доченьку купаться. И по дороге шёпотом (чтобы не испугать) поведала ей, что может говорить. Та не поверила. И всю дорогу до источника и обратно приставала к матери:
- Сказы "солнышко"! Со...ышко...
- Сказы "девочка"! Это легко - девочка.
- Сказы "Лизонька". Это сложнее. Но всё-таки - ...изо...ка. Носовые согласные ещё не получались.
С этого дня Лизонька стала маминым учителем и репетитором в одном лице. Разговоры с ней не прекращались ни на минуту. Исключая только сон и трапезу. Марийка с удовольствием ей подчинялась. Труднее всего восстанавливалась способность произносить сонорные звуки. Верхнее нёбо было пока мертво. Андрей тоже по утрам старался разговорить жену. Но она стеснялась. А вечерами прикидывалась, что сильно устала, и рано уходила спать в свою комнату. Кроме них разговаривала с Агафьей и Пресвятой Богородицей. С остальными предпочитала обходиться привычными жестами.
Чтобы речь полностью восстановилась, стала читать детям вслух. А потом наперебой с ними говорить скороговорки. Труднее всего ей давалась всем известная "Клара", которая "украла кораллы", да не у кого-нибудь, а у самого "Карла" (будь он не ладен!). Уже "м" и "н" произносить почти получалось. Но "р", "л" - это нечто. Даже не верилось, что раньше она выговаривала их без труда.
В августе работы прибавилось в городе. На рынке. Марийка много проводила времени там. Во-первых, нужно было денег на дорогу заработать. Во-вторых, их продавцу и правда требовалась помощь. Любимое насиженное место опять пришлось отдавать "братьям" под арбузы и дыни и перебираться в дальние ряды. Но теперь их покупатели уже шли только к ним. Знали и товар хороший, и цены "мягче". На рынок теперь Марийку возил Николай. Андрей всё чаще и чаще предпочитал оставаться дома. С Татьяной. Как-то, рано вернувшись с рынка, снова застала их двоих в храме. Он что-то шёпотом читал. Она благоговейно слушала. Марийка хотела помешать, но потом передумала. Пусть. Она устала ревновать, устала цепляться за призрачную надежду. Смирилась.
На неделе приехал Сашка. Развлёк Марийку своим рассказом о картофелеуборочной машине, показал принцип действия, пожаловался на обострившийся гастрит и испарился, сказав, "мы тут рядом пока дорогу ведём, я буду часто наведываться. Если вы не против?" Марийка "против" не была. Скорее она была "за". Он единственный, с кем она не чувствовала себя лишней и "грешной". Её дружеские беседы один на один с бульдозеристом не прошли незамеченными. Андрею снаушничали (не трудно догадаться, кто), и он не преминул тем же вечером "позволить себе напомнить" Марийке, что она ему (то есть Андрею) "пока ещё жена". Это "пока" так резануло Марийку по сердцу, что она решила устроить "маленький скандал".
Дождалась воскресенья. После службы в трапезной больше всего людей. Обедали. Когда приглашённые гости и свои прихожане стали рассаживаться на отведённые им места, Марийка подошла к Татьяне, сидящей по левую руку Андрея, и, слегка картавя, шёпотом (но, чтобы услышали все!) проговорила:
- Тебе придётся пересесть. Это моё место.
За столом повисла такая натужная тишина, что казалось, у кого-то вот-вот лопнут нервы. Татьяна покраснела до слёз. Разумеется, у неё появилось много сочувствующих. К ним присоединился и Андрей. Он окатил Марийку взором, который яснее ясного выражал: "Разве это столь важно, кто, где сидит. Зачем же обижать хорошего человека?" Но Марийка не сдвинулась с места. Давая понять: или здесь, или нигде сидеть не будет. И столкнувшись с возмущённым взором мужа, она упрямо задрала подбородок:
- Ты ведь сам сказал, что я "пока ещё твоя жена".
Андрей вышел из себя:
- Мария, я накажу тебя за неуважение и непослушание...
- Хорошо! - перебила она его. - Но пока позволь мне сесть...
Татьяна сдвинулась. Марийка села. Трапезничали в полной тишине. Когда Надежда подавала второе, незаметно пожала Марийке руку, как бы давая понять - правильно поступила. Мы с тобой.
После обеда Андрей попытался вразумить жену словами:
- Ко всему прочему ты ещё дурно воспитана?
Марийка согласилась и тут же попробовала использовать этот повод для окончательного объяснения. Поэтому решительно заявила:
- Это положение "пока" меня больше не устраивает. Найди в себе мужества сказать, что я давно уже тебе не жена. По крайней мере, ты меня таковой не считаешь...
Он побледнел:
- Что значит, не считаю, разве я к тебе неуважителен. Или я тебя, чем обидел. Эта история с местом... я мог тебя понять, если бы ты сказала это до обеда, один на один ей. А ещё лучше пришла бы и села раньше. Молча. А ты демонстративно унизила человека! Это - грех!
- Опять грех?! Ну и что?! На мне грехов много! Грехом больше, грехом меньше! - закричала Марийка. - Мне же всё равно прощения нет... Всем есть, а мне нет!
Она ещё пыталась сказать ему многое, но поняла, что не в состоянии этого сделать. Вместо слов на него посыпались странные непонятные звуки. Она схватилась за голову руками и стала садиться на пол. Неужели опять?! Андрей подскочил к ней. Поднял. Вглядываясь в её лицо, заговорил:
- Маша. Успокойся. Машенька. Нельзя так. Успокойся. Прошу тебя.
Марийке вдруг захотелось повиснуть у него на шее и целовать его, целовать, целовать, как раньше. Но не посмела. Он же прижимал её к себе, гладил по волосам и приговаривал:
- Нельзя так, девочка моя. Успокойся. Тебе нельзя волноваться. Тебе нужно беречься. Понимаешь?
Уткнувшись ему в плечо, она плакала. Прости меня. Пожалуйста! Прости! Сама не заметила, как сомкнула руки у него за спиной. Почувствовала его крепкое тело. Вдохнула его запах и замерла. Поняла: нет на свете такой силы, которая смогла бы оторвать её от него. Уже находясь на грани сознательного и бессознательного, она услышала какой-то стук. Стучали в дверь.
- Да-да,- сказал Андрей, слегка отодвинувшись от Марийки.
Дверь распахнулась:
- Доброго здоровья, народ честной... - заговорил входящий.
Марийка вздрогнула, как если бы прямо над ней раздался раскат грома небесного. На пороге в проёме двери стоял Эдик.